Христианский манифест

Френсис Шеффер

Глава девятая. Прибегая к силе

Приходит время, когда сила, и даже физическая сила, становится подобающим ответом на вызов противника. Христиане не собираются брать закон в свои руки и вершить его по собственному произволу. Но когда все пути к бегству и протесту отрезаны, сила становится оправданным средством самозащиты. Так произошло во времена Американской революции. Колонисты были вынуждены прибегнуть к силе, чтобы защитить себя от насилия. Неразумная политика Великобритании в отношении собственных колоний привела к тому, что её стали рассматривать как чуждую державу, оккупирующую Америку. В этом смысле Американская революция явилась типичной консервативной контрреволюцией.

Настоящие христиане гитлеровской Германии чувствовали себя обязанными противостоять ложным и фальшивым законам государства и прятать своих соседей-евреев. Правительство аннулировало собственный законный авторитет, и не имело права требовать от граждан повиновения.

Это возвращает нас к проблеме наших дней, критической для будущего церкви в США, к проблеме аборта. На карту поставлен вопрос об уникальной ценности человеческой жизни. Это величайший вклад христианства в подлинную человечность. Последние исследования обнаруживают, что аборт пресекает жизнь каждого четвёртого младенца в стране. Христиане обязаны встать на защиту детских жизней и на защиту человеческой жизни как таковой.

Эта защита должна проводиться по меньшей мере на четырёх фронтах:

Во-первых, мы обязаны непримиримо выступать за принятие закона о праве человека на собственную жизнь или за конституционную поправку, защищающую жизнь нерождённых детей.

Во-вторых, мы обязаны обратиться в суды с требованием отмены позорного решения Верховного суда относительно практики абортов.

В-третьих, должны быть предприняты юридические и политические действия против больниц и клиник, где производят аборты.

Многие больницы и клиники такого рода субсидируются деньгами налогоплателыциков – по крайней мере в отдельных штатах. Местные власти должны стать политической силой (если не захотят сделать это добровольно) к принятию законов, пресекающих подобное субсидирование. Если это не удастся, мы должны организовать судебные процессы с тем, чтобы пресечь указанное финансирование.

Некоторые христиане прибегают к пикетированию клиник, где делают аборты. Я был восхищён д-ром Уильямом Баркером, президентом Теологической семинарии в Сент-Луисе, выступившим в поддержку студентов семинарии, арестованных за пикетирование городской клиники. Студенты заявили:

«Мы думаем, что обязаны объяснить жителям города своё поведение. Во-первых, мы посоветовались с адвокатом, как наиболее эффективно выступить против практики абортов. Согласно его совету, лучшим способом привлечь внимание публики к проблеме это – подвергнуться аресту, протестуя против подобной практики.

Во-вторых, мы хотели показать средствам информации и судам, что существует проблема абортов.

В-третьих, мы считаем своим долгом высказать свои убеждения по этой проблеме. Мы полагаем, что на ставке наша христианская совесть.

В-четвёртых, мы хотим довести дело до суда: результатом будет процесс и, возможно, рассмотрение дела в судах высшей инстанции. Если практике абортов суждено быть ликвидированной, это должно произойти посредством надлежащих юридических мер.

Нам нелегко было принять решение об отказе повиноваться властям, но, учитывая факт уничтожения человеческих жизней в грандиозных масштабах, мы не могли не прибегнуть к этому наиболее эффективному виду протеста. Решение вопроса не терпит отлагательств и требует действия немедля».

Д-р Баркер признал некоторые расхождения, имеющиеся по этому вопросу среди общественности семинарии, но заявил, что он лично поддерживает студентов:

«Такое ненасильственное гражданское неповиновение является по моему мнению оправданным, когда все другие способы протеста исчерпаны или не способны противостоять злу, которое невозможно игнорировать или терпеть, повинуясь Богу. В то же время, преступающие права человека должны быть готовы претерпеть следствия своего поступка».

В-пятых, мы обязаны заставить государство считаться со взглядами христианской общины.

Государственные чиновники должны понять, что мы вполне серьёзно намерены пресечь практику абортов. Это намерение является для нас делом нерушимого принципа. Наши действия могут включить в себя сидячую забастовку, протест, путём занятия помещений законодательных органов и судов, включая Верховный суд, коль скоро иные конституционные меры окажутся недостаточными. Мы обязаны заставить этих людей понять, что речь идёт не о политической игре, но о деле целиком принципиальном и серьёзном. И мы обязаны продемонстрировать народу, что не можем уступить в этом пункте, что здесь мы не только имеем право, но обязаны отказать государству в повиновении.

Разумеется, предлагаемый курс действий не может не пугать многих людей. Тому есть четыре причины.

Во-первых, скажем со всей ясностью, что мы отнюдь не призываем к теократии любого типа. Я всячески это подчёркиваю. Визерспун, Джефферсон и другие отцы-основатели и в мыслях не имели ничего подобного. Первая поправка не оставляет на этот счёт ни малейших сомнений, и мы обязаны неустанно повторять, что целиком остаёмся на её почве.

Ветхий Завет рисует теократию, непосредственно направляемую Богом. Ни на что подобное не претендовала новозаветная церковь, куда вошли евреи и язычники, и которая распространилась по всему известному тогда миру, от Индии до Испании, в пределах жизни одного поколения. Согласно Новому Завету, церковь и государство воссоединятся только со вторым пришествием Христа. Все попытки «Константинова решения» проблемы с IV века по наше время были цепью роковых ошибок. Римский император Константин прекратил преследование христиан в 313 г. К сожалению, поддержка, оказанная им церкви, зашла так далеко, что в 381 г. Феодосий I, навязал христианство своим подданным в качестве государственной религии. Это привело к путанице представлений, не разрешившейся доныне. Период тесной взаимосвязи государства и церкви знает времена в высшей степени благого правления. Но в течение столетий эта взаимосвязь явилась причиной смешения понятия верности отечеству с преданностью Христу, патриотизма и христианства.

Недопустимо смешивать царство Божие со своей страной. Иными словами, нельзя драпировать христианство в национальный флаг.

Однако, ничто из сказанного не меняет факта, что США были основаны на христианской традиции, и того, что ныне мы обязаны провести иудео-христианские принципы в управление страной.

Во-вторых, не может не пугать соображение, что наша книга непременно попадёт за железный занавес, где христианам ежедневно приходится сталкиваться с теми же, но гораздо более острыми проблемами в тюрьмах и за их пределами. Их ситуация весьма отличается от нашей. Мы свободны от физического насилия, а они нет.

Ранние христиане прибегали к гражданскому неповиновению единственным доступным им образом. Они столкнулись с проблемой – участвовать в поклонении цезарю, или нет, и решительно воспротивились этому поклонению, хотя прекрасно знали, какой ценой им придётся заплатить за это.

Мне кажется, что в большинстве стран за железным занавесом христиане находятся приблизительно в той же ситуации, что и ранняя церковь. Они не в силах изменить систему вследствие своей малочисленности, вследствие того, что их как христиан отстраняют от влияния в результате железного контроля государства. Таким образом, им приходится сопротивляться государству, требующему от них неповиновения Богу, таким же образом, что и первым христианам. Примером является запрещение государством наставлять детей в Слове Божьем. Неповиновение этому запрещению является в условиях этих стран актом гражданского неповиновения, влекущим за собой самые серьёзные последствия, вплоть до ареста и заключения в лагерь в Сибири, что чревато опасностью смерти и непременно сопряжено с огромными страданиями. Лагеря заступили место львов древности.

В коммунистических странах, как и в некоторых странах Африки, Божье руководство может потребовать усиления активности христиан, как это происходит в современной Польше, или к ответу силой на силу.

Веря в «изменчивость человеческой природы» советские вожди собирались изменением экономических условий воспитать «нового человека». Последнее им, разумеется, не удалось. Христианам надлежит показать, что Христос и христианское понимание мира способно воспитать нового человека (несовершенного, конечно, пока не состоялось второе пришествие Христа) и достигает цели там, где провалилась попытка коммунистов. Это прежде всего означает христианскую любовь и заботу о ближнем как в среде христианской общины, так и за её пределами. Но это означает и мужественное сопротивление государственным законам, предназначенным к уничтожению как раз того, что несут обществу христиане. Гражданское неповиновение, навязываемое тиранией государства, является неотъемлемой чертой нового человека.

В-третьих, идея гражданского неповиновения может пугать по причине прямо противоположной второй. Учитывая доминирование в нынешнем мире марксистского мышления – и особенно предпринимаемые «теологией освобождения» попытки синтеза марксизма и христианства в Латинской Америке и некоторых других странах – эта идея может стать орудием марксизма и терроризма и послужить анархии. Или подобным же образом, она может стать орудием навязывания гуманистического материалистического мировоззрения, результатом чего явится обесчеловечивание государства и та или иная форма авторитаризма.

«Теология освобождения» в значительной степени основана на представлении о доброй в основе природе человека и убеждении, что всё, чего недостаёт людям, это освобождение от экономических оков. Это утопическая доктрина, ибо природу человека невозможно трактовать таким образом. Человек обладает падшей природой. Идея изменчивости человеческой природы (разумеется, в лучшую – с точки зрения приверженцев этих идей – сторону) лежала в основе ведущей идеологии Просвещения и Французской революции, печальные результаты которых слишком хорошо известны. Теоретически, та же идея вдохновляла марксистско-ленинскую революцию в России. И здесь, как и всюду, эта оптимистическая – в теории – идея привела к страшной национальной трагедии, ещё более тяжким политическим оковам и утрате человечности. Каждая подобная попытка была, есть и будет обречена на провал, ибо закрывает глаза на подлинную природу человека. В своей основе человек не является бескорыстным существом, извращённым только внешними условиями. Он – существо падше, он не то, к чему предназначил его Творец.

Однако, при всём этом надо помнить, что на нас лежит не снимаемый нашими свободами долг – не забывать о сочувствии к ближнему. Обогащаясь, мы должны использовать наши богатства. Это христианский долг, который церковь часто забывает подчёркивать. Можно понять тех, кто, видя недостаточное подчёркивание церковью этого долга, совершил ошибку, приравняв в своём воображении царство Божие деспотическому обществу государства, вознамерившемуся обуздать жадность человека, отняв у него свободу. Мы обязаны бдительно следить, чтобы такие люди не использовали наш призыв во зло.

В-четвёртых, нельзя не признать, что идея гражданского неповиновения страшит, поскольку вокруг нас так много безумцев. Люди всегда проявляли безответственность в этом падшем мире. Но в наше время мы увидели людей безответственных в небывалой степени. Такие люди склонны не к тому, чтобы задумываться о надлежащих мерах, предпринимаемых в надлежащее время, но к прямо обратному. Анархия никогда не является допустимым средством решения социальных проблем.

Однако, все указанные серьёзные трудности не меняют того фундаментального принципа, что есть предел власти государства, до которого мы не имеем права его допускать, ибо иначе оно станет всемогущим и узурпирует авторитет, подобающий только Богу. Мы обязаны сознавать, что существует предел власти государства, уже для того, чтобы пользоваться подлинной свободой мысли и действия сейчас, даже если по счастью нам никогда не суждено будет дойти до этого предела. Если мы не признаем допустимость в случае необходимости гражданского неповиновения, наши теперешние действия и мысль лишатся необходимой степени свободы. Это отлично понимал Локк, настаивавший на том, что без свободы сопротивляться незаконной власти все остальные свободы теряют своё значение.

Многие историки отмечают огромное значение религии для Американской революции. Интересен в этой связи профессор истории Гарвардского университета Перри Миллер. Он был убеждённым атеистом, но был знаком с первоисточниками по истории колоний вероятно лучше, чем любой учёный его поколения. Миллер писал: «В действительности, европейский деизм явился экзотическим растением на американской почве, которое здесь так и не привилось. «Рационализм» никогда не был здесь так распространён, как воображают либеральные историки. Решающим фактором явилось то, что Революцию проповедовали в массах как религиозное возрождение».

Слишком часто игнорировали первостепенное значение церковных кругов Америки в подготовке и поддержке революции. Их называли «чёрным полком» (по цвету ряс) революции. Вот что пишет о них профессор Миллер:

«Мы до сих пор не осознаём, насколько успешной явилась проповедь нескольких поколений протестантских священников, разбудивших американский патриотизм. Никакое истолкование религиозных лозунгов как благочестивого прикрытия более практических интересов не отвечает характеру происходивших событий и настроениям населения. Обстоятельства и характер общественного мнения в Европе (на которую ориентировались американские провинциалы) заставили сформулировать Декларацию Независимости преимущественно в «политических» терминах – как социальный контракт, предусматривающий неотъемлемые права и право на революцию. Но эти представления сами по себе никогда не обеспечили бы волю к победе, как ни важны они казались образованному меньшинству страны. То, что двигало рядовыми участниками революции, было всеобщее убеждение, что, подвергнув себя духовному очищению, они обретали от Бога силу, которую Он, в духе Старого Завета, всегда готов был сообщить своим покаявшимся детям».

Гражданское неповиновение привело колонии к открытой войне с тиранией, в которой гибли люди. И так были основаны США. Этого никогда бы не произошло, если бы отцы-основатели не понимали, что существует предел власти государства. И их представление о таком недопустимом пределе власти было не расчётливо-практичным, но принципиальным.

Вдумайтесь в то, что я собираюсь вам сейчас сказать: Если бы гражданское неповиновение было абсолютно исключено как надлежащая форма сопротивления власти, это значило бы, что правительство создано как автономная сила, и, как таковое, поставлено на место Живого Бога. В самом деле, ведь в последнем случае вы обязаны были бы повиноваться ему, даже если бы оно приказало вам тем или иным образом поклоняться цезарю. И именно в этом пункте первые христиане решились на гражданское неповиновение, хотя и сознавали, что это будет стоить многим из них жизни.

Содержание