Предисловие к Евангелию

Василь Тяпинский. Монархии словенской, а более - богобоязненным, любовь и мир от Бога Отца и Господа нашего Иисуса Христа .

Рад показать веру мою, которую имею, а более всего народу моему (бела)рускому. Они ее давним веком славными делами предков своих согласно, как я надеюсь, подтвердят, а если в чем ошибочна, то они меня поправят: ведь передо мной не что иное, как одно из Евангелии, от Бога через Христа Господа и Его апостолов преподаное, которое с языка словенского, для них также на их языке русском напечатанно было.

И вот, с помощью Божей, не мудреным или красноречивым слогом, не льстиво или угождая сему времени, но приязненно, просто и искренне, правдиво, верно и открыто из любви к моей Отчизне, потому что те, которым бы это дело более пристало; митрополиты, и владыки и никто из ученых, так долгое время делать этого не хотели, с убогого своего имущества народу моему служу, с имущества и имения, хотя и небольшого, уже для печати, а более книги старые древние в разных и неблизких местах находя, весьма еще в прошлые года тяжелые дороги для печатанья и нужд, с ним связанных, преодолевая, а к тому же все заново начиная, хотя и не беден, но все-таки задолжал. И мне, ведь я же и не итальянец, и не немец, и не доктор, и между попов не поставлен, но за что должны были бы Господа с восклицаниями хвалить и радоваться, что среди них русин их им и своей Руси служит, за это мне, говорю, как то обычно бывает, такой неблагодарностью, а некоторые, вместо помощи или признательности, и завистью отплатить хотели; ничто это меня ради дела моего и доброжелательства к ним, не обижает, но благодарю за милость Господа Бога, стараясь об их спасении, и чтобы наконец участливое и благородное стремление и настойчивость сердца моего им показать и все к славе Божьей завершить.

Уже и то еще не без больших трудностей пришло, что на двух языках одновременно: и словенским, и при нем тут же русский, и то наиболей словенским, слово в слово так, как они везде в всех церквях своих читают и имеют; не только ради большей их веры, ведь не новое что, но их же собственное им преподаем, но и также для лучшего их разумения и и для них самих большего научания в том ученом словенском языке Евангелия, Писания святого Матфея и святого Марка и начало Луки в убогой моей книгопечатне мною для них напечатано.

Для того же, чтобы прежде они сами и дети их разум свой приготовляли, тем временем Катехизис, который они сами, как я думаю, действительно необходимым если не сейчас, все же в свое время признают, им заранее преподношу.

Пусть в них желание и жажду большей науки в Слове Божьем, твердость рассудка и умение Господь учинит и возбудит. А в этом есть великая нужда, ведь наука среди них как будто бы исчезла и прекратилась.

Наблюдение таких печальных вещей побуждает меня говорить. Потому что никто, в ком есть страх Божий, не промолчит, на такое наказанье Божье гладя; заплачет, видя таких великих князей, таких вельможных панов, так многих детей невинных, мужей с женами в таком благородном русском, прежде так умном и ученом народе, языка своего славного пренебрежение и просто отвращение, с которыми из-за наказания Господня, та истинная их в Слове Божьем мудрость, что раньше была им присуща, от них отошла; а на ее место такое невежество пришло, что уже некоторые языка своего, особенно в Слове Божьем, стыдятся. И, наконец, о чем можно больше жалеть и печалится, как не о том, что и те, которые среди них зовут себя духовными и наставниками, смело говорю, менее всех его знают, и ни сами ему не учатся, ни школы для науки его не имеют, из-за чего польским или иным каким языком немало и сами пользуются, и детей своих к стыду своему, учат.

Здесь бы я хотя б одного из множества отцов славян, Иоанна илт Григория, которых за великую не только в своем, но и также в иных языках науку и за красноречие златоустными звали, были бы живы взял бы с радостью их им и себе в пример и свидетели. Если бы они теперь жили, истинно, удивились бы, видя, как красота и украшение народа их у потомков их отнята и просто исчезла. О, как нужно потомкам их самих себя пощадить! Если бы посмотрели на те времена давние, какой это был благородный, славный, умный народ их во всяком деле, и как много раз чужие ученые народы его мудрость хвалили и у него учились сами.

Но хотя б сам язык свой, тетраевангелия и апостола словенского, которое, могу сказать, тысячу лет тому назад один из славян перевел, и которое не только у них, но и по всех церквях сербских, московских, итальянских, болгарских, хорватских и других читают, уважали. Действительно, тот, кто захотел бы и умел и тот выклад прочитал, увидел бы их, целовал и себе бы оставил. Тот муж, милый наш словенин, как латинских и других толмачев, так и слова с греческого переводил, что и не скажешь, греческий ли или словенский язык больше знал.

И если бы других более не было, то и это свидетельство немалое, как раньше славяне, к которым не только русские принадлежат, были народом умным, а если бы еще себе не потворствовали и особенно были бы в чтении прилежны, то лушче бы им приходилось. Ибо были, говорю, памятники об их разумности, как синоды с папой римскими с прочими дела достойные вели, как множество людей к вере из грехов вырывали, как разным языкам научены были, как жизнь святую вели, как между собой злых и фальшивых в вере братьев сносили, наставляли и поправляли; как наставников своих, по науке Слова Божьего, к святым отнесли и от прочих отделили, и тем украшеных, всем народам и верам доныне в пример, как свечу, чистотой святости горящую, показали, можно было бы много о них написать. Но только один явный, ясный и памяти о них вечной достойный пример их приведу, который и без записи всем известен и для всех значим. Как они за такую великую святость свою кроме прочих таким щедрым даром были от Бога наделены, что, не говоря уже о папе римском, научили многие народы в Ливии, в Антиохии, в Пентолии, Сицилии, Месопотамии, в Палестине, Финикии и других местах. Насколько видеть глаз может, и у наших соседей итальянцев, немцев, поляков, французов, англичан, испанцев, коротко говоря, у всех на свете христианских народов, в Слове Божьем прозревших, сами они только то одно доказали, что по науке апостолов с так давних времен Слово Божье пересказали, и имели, и нам оставили. В этом иные все народы их пример увидели без всякого возмущения и оскорблений к тому пришли, что Слово Божье с латыни и других языков на свой язык родной переводить и читать начали. Дай же Бог, чтобы и каждый из вас, о благородные панове, которые того дела как бы отцами после таких славных предков своих остались и на место их стали, ни одному греху не потворствовали, чтобы только вы сами из любви к Отчизне вашей помощью для нее быть могли, ибо человек бедный и посполитый в простоте своей всегда на ваш пример смотрит и за вами идет.

В этой нужде Отчизны вашей правду о недостатке науки братьев ваших примером своим милосердным, если истинно любовь братскую между собой имеете, когда же нет ничего людям более свойственного, а прежде всего человеку богобоязненному, как милосердие, которое в нас свидетельствует о милосердии Божьем, и, наконец, для награды себе от Господа вечной, тому народу вашему, невежеством обманутому и угнетенному, помогая, митрополита вашего, владык и наставников ваших к тому просьбями вашими вели, чтобы ни подкупов, ни посулов для владения столицами один перед одним не чинили, ни привилеями один одного не обворовывали, но Слову Божьему сами учились и прочих с имущества и имений своих от ваших предков им не на расточительство, не на уборы или на что подобное, но для науки данных. Чтобы ради науки, но не такой, как теперь вы к стыду вечному своему умеете: чтобы только прочесть, и то хорошо, а более своему языку не учитесь, чтоб школы открывали и науку Слову Божьему, так много пренебрегаемую, возродить братья ваши хотели и старались. Все это не одному кому-то, но всем, и ту вашей богобоязненности, внимательности, расторопности и верности поручаю и оставляю, моля Бога о том, чтобы я был готов, если она погибнет, с ней вместе погибнуть, или, если благодаря вашей помощи, возродится, с вами и с ней вместе возродиться.

А здесь уже и конец моему предисловию, которое завершая, сокрушенно молю, чтобы то наказание за нашу неблагодарность милосердие Божье отдалило. Особенно теперь своими глазами видим, как везде все злым разумом так испорчено, что ничего хорошего сделать нельзя, чтобы не было и это искажено; никто, один раз в чем согрешив, от того отказаться не хочет, чтоб еще в чем дать себе согрешить. Еще и просто бывает, что человека даровитого, особенно близкого или знакомого, люди спокойно и без оскорблений снести не могут. Для этого, чтоб и с правдивой повестью моей остаться и злого внимания их избежать, не называю всех, но таковых не усиленными просьбами, ни напрасными усилиями, ни ласковыми увещеваниями успокаивать не хочу, но совершив дело мое, во всем славу величию Божьему, перед которыми мы все предстать должны будем, воздаю.

Нисколько не сомневаюсь в том, что Он Судья справедливый, дело наше похвалит, хотя им неприятели все пренебрегают и его не принимают. А теперь, богобоязненного читателя ради Христа просим, если найдет какую ошибку или в учении нашем, или в нас самих, чтобы не приписывал то нашему злому умыслу, но человеческому несовершенству и невежеству, и чтобы ради Христа простил. А если это ошибка немалая, в которой он нас виновными найдет, пусть нас в ней не стыдит, но пусть в этом нас, как христианин, наставит, потому что мы готовы с Иоанном Крестителем умаляться, чтобы Господь Христос возрастал.

Наконец, всех богобоязненных ради Христа прошу, чтобы никакой вражды не имели против тех, которые нас злоречием и пренебрежением преследуют и, подобно Иакову и Иоанну не желали, чтоб огонь на них с неба сошел из-за того, Господа и Слово Его не приняли, а с нами пусть за них Бога молят, чтобы они опомнились и спасены были, чтоб сами себя не лишили так великой милости Божьей, что с достоинства и благородства их начинается.

Аминь.